Нуреев Рудольф Хаметович - жизнь и балет

17 марта 1938 года в поезде, идущем на Дальний Восток, родился мальчик, попав прямо в руки своей десятилетней сестры Розы, — это был Рудольф Нуреев. Всего через несколько месяцев после прибытия во Владивосток его мать — Фарида и четверо ее детей снова ехали в поезде по транссибирской магистрали. На сей раз они направлялись в Москву вместе с Хаметом. Дети уже знали, что страсть к путешествиям стала второй натурой отца, и именно эту черту унаследовал от него сын Рудольф. Дитя новой России, Хамет работал на всемогущий военно-промышленный комплекс, и работа эта требовала постоянных переездов. Он принадлежал к той новой команде политруков, которую воспитало советское правительство.

К пяти годам Рудик уже дважды пересек азиатскую часть России, а потом еще раз проехал полпути на восток, когда Фарида с детьми снова поселилась на Урале во время Второй мировой войны. Рано повзрослевший плутишка с огромными смышлеными глазами и льняными волосами вспоминается тем, кто знал его ребенком, живым маленьким разбойником, своевольным, импульсивным.

Когда отец героем, со множеством наград, вернулся в Уфу, Рудику было уже восемь лет. Хамет с ужасом увидел в ребенке законченного маменькиного сынка. Фарида изо всех сил поощряла ту творческую энергию, которая была уже очень заметна в мальчике. Страсть мальчика к музыке и движению не давала ему покоя. Одним из любимых развлечений были прыжки под музыку со стула на стул — ему и в голову не приходило, что дело может закончиться плохо и для него самого, и для мебели.

Рудик всегда оказывался на виду. К тому времени, как ему исполнилось десять лет и он поступил в танцевальный кружок Дворца пионеров, комплименты в его адрес уже раздавались со всех сторон. Больше того, Рудик услышал магические слова: «Тебе нужно ехать в Ленинград».

Трудно было решиться на подобный шаг, и не только потому, что мальчик происходил из довольно бедной семьи и жил в Уфе далеко от Ленинграда. Склонность сына к танцам бесила отца, к тому же результаты учебы становились все хуже — в обратной пропорции к творческим успехам мальчика. К последнему году учебы в Уфе его высшей оценкой стала «тройка». Учителя знали, что Рудик в состоянии учиться гораздо лучше, но понимали и то, что он всецело увлечен балетом. Каждый день ходит на занятия в оперный театр; мечтает стать артистом и с удовольствием выступает на школьных вечерах.

Но в Ленинград Нуреев поехал лишь через четыре года. Юноша продолжал выступать в Уфе с танцевальными коллективами, несмотря на то, что многие его сверстники уже устроились на работу и вносили свою лепту в семейный бюджет. Рудольф же получал лишь творческое удовлетворение, опыт.

Все-таки Рудольф поступил на работу в Башкирский театр оперы и балета в качестве статиста. Это как-никак был уже театр, даже постоять на сцене казалось счастьем. Обстановка в семье немного смягчилась: статус театрального артиста значил немало.

Рудольф Нуреев в Ленинградском хореографическом училище

17 августа 1955 года семнадцатилетний Рудольф Нуреев оказался на небольшой ленинградской улице, возведенной в XIX веке Карлом Росси для театральной, музыкальной и драматической школ при Императорском театре. Ровно через неделю он поступил в Ленинградское хореографическое училище.

После экзаменационного выступления к тяжело дышащему юноше подошла Вера Костровицкая, один из старейших педагогов училища, и сказала: «Молодой человек, вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и никем не стать. Второе более вероятно».

Жизнь, которую Нурееву пришлось вести до 1 сентября 1955 года, когда начались занятия и ему дали место в общежитии, во многих отношениях подготовила его к грядущему восхождению. Он уже понял, что целеустремленность приводит к победе, знал, как постоять за себя, и чувствовал врага безошибочно.

Целый год Рудольф терпел ругательства первого педагога Шелкова, а потом добился перевода к другому учителю. Когда в его класс поступил Нуреев, Александр Иванович Пушкин уже слыл самым уважаемым в стране преподавателем мужского танца. Сдержанность поведения Пушкина и кажущаяся легкость его занятий каким-то чудесным и незаметным образом рождали в учениках страсть и одержимость. Нуреев ощущал непреодолимую силу его влияния: «Он наполнял душу волнением и тягой к танцу».

В конце следующего курса, после еще одного года занятий, пришла очередь Нуреева пойти на компромисс, и он сделал это впервые в жизни. Девятый класс училища должен был стать для Рудольфа последним. Но по предложению Пушкина он остался еще на год. И совместная работа над классическим репертуаром не только укрепила технику артиста, но и стала основой его удивительной балетном эрудиции.

Два последних выступления Нуреева-студента: на конкурсе в Москве летом 1958 года, а потом, спустя две недели, на выпускном спектакле послужили началом его легенды. Для московского дебюта он возобновил «Эсмеральду», а также на обеих сценах вместе с Аллой Сизовой показал работу, ставшую его визитной карточкой, — па-де-де из «Корсара». Его сольная вариация из этого спектакля вошла в фильм о русском балете — единственный номер в исполнении учащегося хореографического училища. Овация, завершившая их с Аллой Сизовой выступление на выпускном экзамене, по словам очевидца, «сотрясала стены». «И ведь это был всего лишь ученический дуэт. Я больше ни разу не слышал подобных оваций в этом театре», — вспоминает этот любитель балета.

Рудольф Нуреев в Кировском театре

После Всесоюзного конкурса артистов балета в Москве и выпускного экзамена о Нурееве заговорили в театральных кругах. Но важно было и то, что ему готовы были платить. К концу лета и Кировский, и оба московских музыкальных театра, Большой и имени Станиславского, предложили ему контракты. Впервые в истории было нарушено правило, по которому молодой артист начинал свою карьеру в кордебалете (за все тридцать три года на сцене Нуреев ни разу не танцевал в кордебалете).

Подобный случай имел место лишь единственный раз за всю трехсотлетнюю историю русского балета. В апреле 1907 года, после выпускного экзамена Вацлава Нижинского, Матильда Кшесинская, прима балерина Императорского театра и самая могущественная персона и русском балете того времени, подошла к начинающему артисту и подчеркнуто заявила: «Молодой человек, вы только что стали моим партнером».

Пятьдесят один год спустя история повторилась со столь же далеко идущими последствиями. Сама великая Дудинская, всеми почитаемая прима и жена главного балетмейстера Кировского театра Константина Сергеева, сделала Нурееву такое же предложение. Оба — и Нижинский, и Нуреев — ответили согласием, что вовсе не было типично для них.

В качестве солиста Кировского театра Нуреев впервые выступил в ноябре 1958 года. Прямо со школьной сцены он попал в исполнители заглавной партии в одном из эталонных спектаклей — «Лауренсия» — и, как и предполагалось, в паре с Дудинской. Успех оказался огромным.

Однако быстро растущая популярность имела и оборотную сторону. Нуреева держали под присмотром и подальше от иностранцев. Его отправляли на гастроли, едва в Ленинград приезжали зарубежные артисты, а также никогда не разрешали выступать в присутствии важных правительственных чиновников. При всей видимой свободе вожжи были достаточно крепко натянуты. За три года работы в театре Нуреев лишь трижды танцевал за пределами Ленинграда.

Гастроли Рудольфа Нуреева в Париже и эмиграция

Нуреев был вынужден эмигрировать вовсе не по тем причинам, которые предлагала стандартная версия «прыжка к свободе». Ему грозила опасность более серьезная, чем просто профессиональная, и более глубокая, чем отсутствие свободы творчества. В опасности оказалась сама его жизнь. Гомосексуальность Нуреева дала врагам козырную карту. Нонконформизм, отказ вступить в комсомол, нежелание одеваться, как все, — это еще не считалось преступлением. Но гомосексуальность преследовалась законом, за нее можно было поплатиться свободой.

Когда объявили о намечающихся гастролях в Париже летом 1961 года, Нуреев был уверен, что его не включат в состав труппы. И оказался прав. Но в последний момент планы изменились в связи с тем, что французская сторона решила, будто публике будет интересно увидеть артистов помоложе Дудинской и Сергеева. Нуреев последним узнал о том, что он поедет.

Ко времени поездки в Париж в 1961 году дело Нуреева в КГБ было уже достаточно объемистым. И когда артист поставил точки над « i » в аэропорту Ле Бурже, не полетев обратно в Москву, как ему приказали, им руководила не просто боязнь не выйти больше на сцену. Лишь один человек знал в то утро, что в кармане пиджака Нуреева лежали острые ножницы, которыми он готов был убить себя.

«Если меня не выпустят из этого самолета, — предупредил он французского хореографа Пьера Дакота, — я убью себя прямо здесь».

Этот акт отчаяния совсем не характерен для человека, который впоследствии своей волей к жизни смог подавлять СПИД на протяжении целых десяти лет.

Кировский театр открыл гастроли в Лондоне, как и планировалось, 19 июня, хотя в последнюю минуту премьерным спектаклем оказалась не «Спящая красавица», а более любезный сердцу руководства «Каменный цветок». А четыре дня спустя, после недели, проведенной и Париже в одиночестве, Нуреев впервые выступил с западной труппой - в качестве солиста Интернационального балета маркиза де Куэваса. Выступление вызвало бурную реакцию просоветских сил, забросавших сцену монетами и наполнивших зал театра на Енисейских полях криками «Предатель!».

Несмотря на шестимесячный контракт с Куэвасом, Нуреев в конце лета уехал из Парижа и поселился в Копенгагене, главным образом для того, чтобы познакомиться с эмигрировавшей из России преподавательницей Верой Волковой. В Копенгагене также жил великий датский танцовщик классического направления Эрик Брун; еще в России Нуреев увидел небольшой фильм о Бруне и решил, что должен познакомиться с ним. Рудольф был твердо уверен, что это единственным танцовщик, способный показать ему нечто, чего он сам до сих пор не знал. Они действительно познакомились, и уже через несколько минут между ними завязался роман — самый значительный в жизни обоих.

Благодаря материальной поддержке Бруна Нуреев начал заниматься с Датской балетной труппой, а также брать уроки у Волковой. Так же, как и сам Нуреев, Вера Волкова происходила из России и была выпускницей Ленинградского хореографического училища.

Рудольф Нуреев и Марго Фонтейн

Профессиональную жизнь Нуреева коренным образом изменил телефонный звонок. Вскоре после его приезда в Копенгаген Волковой позвонила известная балерина Марго Фонтейн, которая планировала устроить в Лондоне свой бенефис.

Вера, — спросила Фонтейн, — ты не знаешь, где можно найти этого русского парня?

Знаю, — ответила Волкова, открывая новую, великую страницу в истории балета, — он сейчас здесь, у меня.

Несмотря на явный успех дебюта на бенефисе Фонтейн в Королевской академии танца в Лондоне и сенсацию, произведенную первыми спектаклями «Жизели» в феврале и марте 1962 года, Нинет де Валуа еще почти в течение целого года колебалась, принять ли Нуреева в труппу на постоянной основе. Он сам тем временем искал работу повсюду — и безуспешно.

Ко времени их встречи Фонтейн уже в течение двух десятилетий была самой знаменитой балериной Европы. Эта пара стала художественным и чисто человеческим феноменом, который придал балету невиданную ранее притягательность. Публика сходила с ума.

Были ли Нуреев и Фонтейн любовниками? Одни утверждают, что были, другие, что не были. Некоторые близкие друзья говорят, что Фонтейн даже носила его ребенка, но потеряла его из-за выкидыша. Как бы там ни было, Фонтейн помогла Нурееву покорить западную публику.

С самого начала его новая жизнь проходила на колесах: первые туры с Куэвасом, затем — камерный квартет с Аровой, Бруном и Хайтауэр, образовавшийся в 1961 году; телевизионные шоу во Франкфурте, Лондоне и Нью-Йорке в 1962-м; пятинедельные гастроли в 1963 году по девяти городам Соединенных Штатов и Канады вместе с Королевским балетом, которые Нуреев и Фонтейн продлили в средиземноморских странах (была середина лета), организовав концертный тур, начавшийся с гала-концерта в Ницце, продолжившийся в Израиле и Ливане и закончившийся на ежегодном фестивале искусств в Афинах. Этот темп сохранился на протяжении всей творческой жизни Нуреева — до самых последних туров по Британии и Австралии в 1991 году. Вдобавок бесконечная цепочка индивидуальных ангажементов: сегодня выступление в Мадисоне, штат Висконсин, а завтра уже в Риме. Нуреев стал заманчивой фигурой для множества театров мира. Он был желанным гостем, ведь его имя гарантировало полные сборы. Кроме того, с 1974 по 1991 год состоялось бесчисленное множество концертов антрепризы «Нуреев и его друзья».

Новый мир балета Рудольфа Нуреева

За это время Нуреев создал новый мир балета, и мужчинам пришлось осваивать неведомый им до той поры язык танца. Нуреев положил конец восприятию танцовщика как вспомогательной персоны. Под его руководством артисты балета познали три вещи: они научились отпускать партнершу, выходить на первый план и давать сдачи. Его нововведения стали результатом поисков Грааля, наблюдения за непрекращающейся борьбой индивидуальностей, а также стремления усовершенствовать свое тело.

Признанный и любимый во всем мире, Нуреев повсюду создал условия для признания стиля и эстетики Бруна. Сам он не достиг идеала, но указал путь к нему своим коллегам и последователям. Кроме того, он оставил потомкам свой неожиданный автопортрет — свои балеты.

В «Щелкунчик» Нуреев внес даже долю социологичности. Гости, прибывающие на Рождество, должны по дороге противостоять уличным хулиганам. Неожиданности становятся нормой для спектакля, в котором арабский танец исполняется в притоне, гости становятся вампирами, а маленькой героине дарят до неприличия большого щелкунчика. Противоречивая версия «Лебединого озера», поставленного Нуреевым для «Гранд-Опера» в 1984 году, говорит о том же. Все действие балета происходит в комнате, не имеющей выхода. Нуреев провел свою жизнь в дороге, но если принять во внимание его творческое наследие, то насыщенность его гастрольного графика начинает казаться криком человека, оказавшегося в западне.

Если Баланчин и Грэхем сделали секс неотъемлемой частью своего искусства, то Нуреев стал его воплощением. Он наполнял эротикой сам воздух. «Ему достаточно было пошевелить пальцем ноги, чтобы заставить сердца биться, как тамтамы», — писал один из лондонских критиков.

До появления Нуреева танцовщики носили на сцене некое подобие смирительных рубашек. Всякий намек на сексуальную конкретность исключался. Причина подобной нейтрализации — в неоднозначном отношении и публики, и самих артистов к виду мужчины в трико. Но обычай отошел в прошлое, едва нога Нуреева ступила на сцену. Ни один танцовщик еще не делал того, что совершил Нуреев.

Американская балерина Элеонор д'Антуоно, опытный профессионал, три десятилетия посвятившая американскому балетному театру, во всех подробностях помнит свой первый спектакль «Корсар» в ансамбле с Нуреевым:

— Я ворвалась на сцену, как и полагалось, туда, где, приклонив колено, стоял Рудольф. Приблизившись к нему и взглянув на этого невероятно привлекательного мужчину, я едва не задохнулась. В первый и единственный раз во всей моей карьере я чуть не забыла, где нахожусь.

Нуреев же прекрасно понимал и то, где он находится, и то, что он делает. Одной из основных линий создания им собственного сценического имиджа было стремление максимально раздеться во время спектакля, отвергая «вечные» панталоны Альберта в Кировском театре, выходя на сцену с голой грудью в «Корсаре» и даже «Дон Кихоте», надевая более тонкое и прозрачное трико, чтобы создать иллюзию кожи Он также в полной мере обладал даром дразнить аудиторию и заставлять ожидать соблазна. В его собственной версии «Спящей красавицы», поставленной для Национального балета Канады в 1972 году Нуреев, по своему обыкновению, сначала появлялся укутанным в длинную, до пола, накидку. Чтобы снять ее, он поворачивался спиной к залу и потом медленно, очень медленно опускал ее, пока она, наконец, не застывала чуть ниже прекрасно очерченных ягодиц. Это искусство преподнести себя Нуреев тщательно хранил до самого конца.

Личная жизнь Рудольфа Нуреева

Несмотря на слухи о его холодном сердце, Нуреев, несомненно, был способен на глубокие и длительные чувства, отношения, навсегда из менявшие жизнь его партнеров. Сколько бы артист ни скитался по миру, он провел большую часть своей жизни на Западе, обязательно имея прочный «тыл»: в шестидесятых годах это был Эрик Брун, в конце шестидесятых и начале семидесятых — Уоллес Поттс, а в последнее десятилетие жизни Рудольфа — Роберт Трэси. Связь Нуреева с Поттсом и Трэси демонстрирует то противоречивое влияние, которое он мог оказывать на близких людей.

Отношения с каждым из этих мужчин складывались различно. Джентльмен с юга США в лучшем смысле этого слова, Поттс встретился е Нуреевым, когда работал преподавателем физики в Техническом университете штата Джорджия. Он отличался разнообразными интересами. Позднее он рассказывал:

— Первое впечатление от танца Нуреева граничило со священным трепетом. А потом, когда я узнал его близко, он стал единственным человеком в мире, которого я любил по-настоящему.

Мужчины семь лет прожили вместе в загородном поместье Нуреева, недалеко от Лондона.

С Трэси Нуреев познакомился в 1976 году. Студент Школы американского балета, Трэси оказался одним из дюжины начинающих танцовщиком исполняющих роли лакеев в услужении у Нуреева-господина. И, по собственному признанию Трэси, он остался лакеем Нуреева на последующие тринадцать лет.

Связь Нуреева с Бруном была совершенно иного порядка. Она представляла собой нечто значительное и бурное. Хотя их союз распался под натиском необходимости работать и делать карьеру, а во многом и из-за непостоянства Нуреева, взаимная привязанность и внимание друг к другу сохранились на всю жизнь.

Нуреев самый богатый человек в мире балета

Все соглашаются, что Нуреев вовсе не жалел денег — особенно на собственные нужды. Несмотря на проведенное в Париже последнее десятилетие жизни, он умер гражданином Австрии, страны с более мягким налоговым законодательством. Его недвижимость включала ранчо в сельской части Вирджинии и бунгало на берегу Карибского моря, в Сен-Бартелеми. В 1991 году танцовщик приобрел еще одну (последнюю) собственность — каменистый остров в Средиземном море возле Капри, Ли-Галли, ранее принадлежавший Леониду Мясину (соседние курортные острова являются собственностью родственников Гора Видала). Небольшое состояние Нуреев вложил в антикварную мебель для своей парижской квартиры на набережной Вольтера и в семикомнатные апартаменты в небоскребе Дакота в Нью-Йорке. Не далее как за шесть месяцев до своей смерти танцовщик заказал новые трубы для дорогостоящего ремонта устаревшей водопроводной системы в своем доме на побережье Тирренского моря. Несмотря на все усилия, время и деньги, потраченные на обустройство своих домов, Нуреев едва ли жил в них больше нескольких дней кряду. Вся жизнь проходила в дороге.

Никто не знает ответа на вопрос, как Нурееву удалось стать самым богатым человеком в мире балета, с состоянием, по разным оценкам от 15 до 80 миллионов долларов.

— Вы в состоянии представить себе такую сумму? — вскоре после смерти артиста поинтересовался один из нью-йоркских друзей Нуреева, обескураженный этой цифрой. — Это не те деньги, которые человек может заработать, если, конечно, он, упаси Господи, не Дональд Трамп.

Пытаясь раскрыть тайну «империи» Нуреева — а сомневаться в том, что он представлял собой промышленную империю, состоящую из одного человека, не приходится, — невольно приходишь к единственному неоспоримому факту: мозгом всех операций был сам Нуреев, умный и осторожный бизнесмен, тщательно следящий за состоянием своего кошелька и ненавидящий налоги больше всего на свете.

— Руди не витал в облаках, когда дело касалось денег, — объясняет Надя Нерина. — Он прекрасно знал, что такое бедность, и вовсе не желал проматывать свое состояние. Он хорошо представлял себе свою карьеру и сознавал свою финансовую ценность.

Финансовые советники оказались надежными, и Рудольф надолго доверил им свое состояние. Так, он работал с одним и тем же высо квалифицированным бизнес-менеджером, венгром Шандором Горлинским, с 1962 года до самой его смерти в 1992 году. А его основной адвокат, Барри Уайстайн из Чикаго, консультировал его в течение двад­цати лет.

Многообразие таланта Рудольфа Нуреева

Четырнадцатого марта 1971 года Нуреев спокойно и решительно сделал еще одну запись в журнале своих профессиональных достижений. Она расширила горизонт его карьеры и изменила будущее балета. Вместе с Томом Джонсом и Барбарой Стрейзанд он появился на телеэкранах в программе Берта Бакарака, выступая в составе «Танцевальной труппы Пола Тейлора» в комической постановке Тейлора под названием «Большая Берта». На один вечер в не утихающей в течение полувека войне между классическим танцем и танцем модерн — наступило перемирие.

«Нурееву принадлежит огромная честь возведения моста между балетом и танцем модерн, — писал американский хореограф М. Луис. — Именно он сделал решительный шаг, пошел на риск, не боясь проиграть. Новый язык движений он воспринял как нечто, что должен попробовать сам. И у него хватило мужества сделать это, причем не в качестве эксперимента с одним хореографом, а в качестве постоянной работы с несколькими мастерами. В современном танце он видел залог своего будущего. Ему и в голову не приходило покинуть сцену в расцвете сил, поэтому он постоянно старался расширить свои возможности. Модерн обещал его карьере продолжение».

Однако надо признать, что Нуреев так и не перешел ту черту, за которой начинается истинно современный танцовщик. Классический балет вошел в его плоть и кровь, и даже его собственное честолюбие оказалось помехой. Постоянная миграция из труппы в труппу, от модерна к классическому танцу и обратно совсем не оставляли времени, чтобы приучить к этому свое тело.

Не многим актерам доводится дебютировать сразу в крупной голливудской постановке, как пришлось это сделать Нурееву в 1977 году, когда Кен Рассел пригласил его на роль легендарного актера немого кино Рудольфа Валентино. В ежегодном обзоре лучших фильмов, представляемом журналом «Верайети», «Валентино» занял двадцать восьмую позицию рядом с мультфильмом Диснея «Алиса в стране чудес».

Затем еще раз он снялся в кино — шпионском боевике Джэймса Тобака «Разоблаченный». Фильм вышел на экраны в 1983 году с фамилией Нуреева, идущей в титрах вслед за фамилией Настасьи Кински.

В том же году после двух лет переговоров он принял руководство балетной труппой театра «Гранд-Опера». С самого начала Нуреев и «Гранд-Опера» составили весьма неустойчивый союз.

По сути дела, «Гранд-Опера» — это гигантская национальная корпорация. Она насчитывает 150 артистов и имеет разветвленную сеть профессиональных союзов, твердо защищающих свои права. Закулисные интриги превратились в легенду. Корень трудностей Нуреева, по словам одного из артистов, пожелавшего остаться неназванным, заключался в том, что он хотел видеть труппу «своей», в то время как театр ощущал себя совсем иначе.

Кульминация наступила в 1984 году, и ею стала так называемая «война лебедей». В течение четверти века постановка знаменитого балета «Лебединое озеро», осуществленная советским хореографом Владимиром Бурмейстером, служила беспроигрышным вариантом, гарантировавшим «Гранд-Опера» полные сборы, а к тому времени, когда в театре появился Нуреев, она превратилась в национальное достояние.

Хотя постановка Нуреевым «Раймонды» для «Гранд-Опера» в 1983 году была принята хорошо, объявление новой версии «Лебединого» весной следующего года — с его же хореографией — оказалось равносильно плевку во французский триколор и именно так и было воспринято всеми вокруг.

Мир настал с пониманием того факта, что Нуреев способен противостоять всем. В конце концов скандалы эпохи Нуреева в «Гранд-Опера» стали обратной стороной большого дела, которое многие из его коллег теперь считают достижением Нуреева. Это трансформация усталой балетной труппы в труппу первоклассную.

Рудольф воспитал целую плеяду новых, не достигших еще и двадцати пяти лет звезд. Среди них оказались Мануэль Легри, Лоран Илер, Изабель Герен и — самая яркая из всех — пришедшая в балет из гимнастики Сильви Гийем, ставшая одной из известнейших балерин Европы.

Новая «Гранд-Опера» выглядела так хорошо во многом благодаря тому, что Нуреев не позволял своим артистам бездельничать. Они имели не только много работы, но и много впечатлений и поводов к размышлению.

В 1986 году, когда контракт Нуреева должен был быть продлен, он сделал решительный шаг и повез балетную труппу «Гранд-Опера» в Америку — впервые с 1948 года. Трехнедельные гастроли в «Метрополитен-Опера» в Нью-Йорке стали триумфальными. Снова сезон Нуриева стал самым горячим за весь год, но с заметной разницей: на этот раз в центре внимания оказался не он сам, а его создание — балет парижского театра «Гранд-Опера».

Триумф «Гранд-Опера» в Париже стал последним крупным успехом Нуреева вплоть до постановки «Баядерки» в 1992 году. В жизнь вступали иные горести — возраст и страшная болезнь. Тот высочайший уровень, на который он поднял «Гранд-Опера», стал его посланием миру, созданным под угрозой страшной болезни. В 1983 году, когда стали проявляться ее симптомы, во всем мире лишь горстка французских и американских врачей знала наверняка, да еще испуганное сообщество геев предполагало, что же могут они означать. А сам Нуреев если даже и чувствовал, что с его здоровьем творится что-то неладное, то смотрел на это сквозь пальцы. Артисты балета привыкли к недомоганиям.

По словам Мишеля Канеси, который наблюдал и пытался лечить Рудольфа с первых дней его недуга и до самой смерти, СПИД захватил двенадцать лет жизни артиста.

Визит Рудольфа Нуреева на родину

Долгое время Нурееву не удавалось побывать в СССР. Наконец, после длительных усилий Рудольф получил возможность побывать на родине. Перед самой смертью матери, в ноябре 1987 года, правительство Горбачева разрешило артисту краткий визит в Уфу, чтобы проститься с ней. Но когда он, наконец, вновь увидел мать после двадцатисемилетней разлуки, старая умирающая женщина не узнала в этом человеке, только что преодолевшем пять тысяч миль, своего сына. По воспоминаниям одного из ближайших русских друзей Рудольфа, уже после его отъезда она спросила:

— Рудик приходил? Ведь это был он?

Приезд в Кировский театр тоже не стал удачным. Выступления 1989 года в столь дорогом для него зале оказались для Рудольфа чем угодно, только не триумфальным возвращением. Вдобавок к плохому самочувствию, причиной которого стал СПИД, Рудольфу пришлось выступать с большим, чем обычно, количеством травм. Его партнерша, талантливая российская балерина Жанна Аюпова, была на тридцать лет моложе его. А, кроме того, в свои пятьдесят с лишним лет артист выбрал технически сложную роль.

Уход Рудольфа Нуреева в вечность

В первые недели ноября 1992 года, вернувшись в Париж, Рудольф не выходил из больниц из-за непрекращающихся инфекций, окончательно его измучивших, а 20 ноября он попал в госпиталь Перпетуэль-Секур в последний раз.

Утром 6 января 1993 года, накануне православного Рождества, Нуреев умер. С ним в палате были сиделка и сестра Роза, которой было суждено присутствовать при рождении и смерти своего брата. Заключение доктора Канеси констатирует смерть от сердечной недостаточности в результате тяжелой продолжительной болезни. 

Самин Д.К. Самые знаменитые эмигранты России. - М.: Вече, 2000

Обратно