Родилась она 8 января 1910 года в семье балетных артистов прославленной Мариинки. Отец, Сергей Николаевич Уланов, танцевал, потом служил в театре помощником режиссера. Первым педагогом будущей балерины стала мать – Мария Федоровна Романова, двадцать лет исполнявшая в театре сол ьные партии, по словам ее воспитанниц, «добрая, уютная, сердечная» женщина. В нелегкие послереволюционные годы отец и мать выступали в кинотеатрах перед сеансами. Маленькую Галю неизменно брали с собой: оставить ее дома было не с кем. Через весь Петербург, пешком, в дождь и снег они с маленькой дочкой на руках шли в нетопленые залы, где Мария Федоровна, ежась от холода, стаскивала валенки и надевала атласные туфельки, чтобы вскоре, улыбаясь, выйти к зрителям…

Перед поступлением в хореографическую школу Мария Федоровна повела Галю в церковь помолиться, чтобы ее приняли и чтобы она успешно училась. «Она была удивительным учителем и человеком, добрым, скромным, гостеприимным, беспристрастным, – вспоминала в своей книге «О том, что дорого» другая ее прославленная воспитанница, подруга Улановой – Татьяна Вечеслова. – Она никогда не выделяла в классе свою дочь Галю Уланову. Напротив, была к ней, может быть, более требовательна и никогда не хвалила, хотя основания для этого были».

А Галя не хотела учиться балету и поначалу плакала: «Возьми меня отсюда!» Она обожала носить матроску, ловить с отцом рыбу, плавать… И вообще мечтала стать моряком.

Попав в девичий интернат, Галя замкнулась. Первые танцевальные занятия были связаны с холодными залами, голодными обмороками учениц и тяжелым трудом. В далеком 1922 году, когда Слава Захаров и Галя Уланова в числе других воспитанников Ленинградского хореографического училища исполняли детскую мазурку в «Пахите», никто не мог предположить, что из этой девочки с неяркой внешностью получится великая танцовщица, которая прославит своим искусством русский балет, а из мальчика – известный балетмейстер...

Воспитанница Агриппины Яковлевны Вагановой, юная Галя Уланова вышла из стен училища 16 мая 1928 года, станцевав в выпускном спектакле Сильфиду из балета «Шопениана». Пройдут годы – и в образе этой же Сильфиды (в пятьдесят лет!) она выйдет на сцену в прощальном спектакле.

Балет «Бахчисарайский фонтан», поставленный Ростиславом Захаровым, стал большим событием в театральной жизни Ленинграда. Премьерой заинтересовались и в столице. Способствовали этому поначалу многочисленные восторженные рецензии прессы, а затем и гастроли, организованные, кстати, по предложению тогдашнего наркома обороны СССР Климентия Ворошилова, видевшего балет в Ленинграде и высоко отозвавшегося о нем. «Бахчисарайский фонтан» вместе с «Лебединым озером» и «Эсмеральдой» были привезены в столицу в 1935 году. Французский писатель Ромен Роллан, гостивший в то время в Москве, побывал на представлении нового спектакля. Корреспонденту «Правды» он признавался: «Я с огромным восхищением смотрел балет «Бахчисарайский фонтан» и очаровательную Уланову. Этот вечер напомнил мне одно из замечательных представлений русского балета в Париже в 1910 году – одно из ярких воспоминаний моей жизни».

«Дорогая Галина Сергеевна! – писал Улановой Борис Пастернак. – Вы большая, большая артистка, и я со все время мокрым лицом смотрел Вас вчера в «Золушке» – так действует на меня присутствие всего истинного большого рядом в пространстве. Я особенно рад, что видел Вас в роли, которая наряду со многими другими образами мирового вымысла выражает чудесную и победительную силу детской, покорной обстоятельствам и верной себе чистоты... Старое сердце мое с Вами...»

Галина Уланова и Константин Сергеев – неповторимый лирический дуэт ленинградского Театра им. Кирова, ныне Мариинского... Особенно потрясали в их исполнении Ромео и Джульетта в одноименном балете Сергея Прокофьева. После того как Сергеев остался в Ленинграде, а Уланова уехала в Москву, дуэт распался, и Константин Михайлович уже никогда больше не танцевал Ромео с другой балериной.

По мнению людей, знавших их обоих, между Улановой и Сергеевым было настоящее глубокое чувство, хотя танцовщик всегда называл Галину Сергеевну на вы. Для нее явился большим ударом перевод в столицу – балерина оказалась разлученной сразу с любимым городом, любимым театром и любимым человеком.

«Вскоре после войны мне дали понять: пора переезжать в Большой театр. Можно сказать, приказали, – вспоминала Галина Сергеевна. – Сначала в столице я жила по гостиницам. Но вообще-то Москва и Большой театр отнеслись ко мне по-доброму. И я старалась отвечать им так, чтобы они были довольны мною.
Работа в Москве, хоть я и не была новичком на сцене, открыла невиданные ранее возможности. Званиями, как известно, не обделяли, все пытались сделать из меня столбовую дворянку...»

Но если уж она говорила «нет», то вопрос отпадал сам собой. Однажды она спросила секретаря парткома Большого театра в ответ на просьбу выступить и поблагодарить руководство страны за внимание к артистам: «Вы хотите, чтобы я занималась политикой, а не балетом?». Больше к ней с подобными просьбами не обращались. Но, разумеется, ни один «придворный» концерт или парадный спектакль не обходился без ее участия.

«Говорят, Уланова танцует любовь, – подчеркивал ее партнер по многим спектаклям Михаил Габович. – Вообще говоря, это справедливо. Достаточно назвать имена: Джульетта, Мария, Жизель, Одетта, Золушка, Тао Хоа, Катерина...»

Не случайно кинорежиссер С. Эйзенштейн хотел снять Уланову в своем фильме «Иван Грозный» в роли царицы Анастасии. Что-то помешало…

Тему любви, преданности и чистоты олицетворяла старинная «Жизель» в исполнении Улановой, которая сразу же полюбила свою героиню. Эта партия оставалась в репертуаре балерины вплоть до ее ухода со сцены.

В интервью французскому журналу, освещавшему их гастрольные выступления, коллега прославленной балерины, Александр Лапаури, говорил:

«Для Галины Улановой танец – это всегда страдание, и ее партнер невольно подчиняется тому же самому чувству... Но это страдание, которое возносит вас на небо!»
«Она была особенно хороша до того момента, пока не стала выходить замуж за режиссеров, которые начали учить ее «играть»: до этого она была только Музой танца, танцевала, как дышала», – сожалеет историк балета Вера Красовская.

Все браки Улановой, кроме одного – с Юрием Завадским, были гражданскими. Все мужчины, которых выбирала балерина, оказывались солидными, много старше ее. Говорят, впервые она вышла замуж в семнадцать лет за лысоватого концертмейстера Исаака Меликовского, но прожила с ним недолго. Второй ее «брак» тоже оказался недолговечным. Детей у нее никогда не было; спустя годы Галина Сергеевна признавалась, что родить ребенка ей «не разрешили родители».

«Балерина не должна иметь детей, если не хочет распрощаться со своей сценической жизнью», – сказала ей однажды мать.

Если следовать этой теории, то и сама Галина Уланова не должна была появиться на свет…

Красавец актер Юрий Завадский, который был старше Улановой на шестнадцать лет, познакомился с ней в 1930-е годы в Барвихе, где они оба отдыхали. Вскоре он приехал в Ленинград, чтобы добиться взаимности покорившей его женщины. Ему удалось это, хотя впоследствии они продолжали жить в разных квартирах и виделись довольно редко. Когда после войны Уланова с Завадским расстались, то все равно остались друзьями. В течение многих лет бывший муж Галины Сергеевны неизменно приходил к ней вечерами на чай. Этот большой и все еще красивый мужчина робел перед ней, маленькой и хрупкой...

Самый яркий роман Улановой, с актером и режиссером Иваном Берсеневым, продолжался два года. Иван Николаевич, тридцать пять лет проживший с актрисой Софьей Гиацинтовой и прежде очень любивший свою жену, сильно переживал из-за разрыва с ней, но ничего поделать с собой не мог. С Улановой они встречались в «Метрополе», потом жили в ее квартире на Новослободской. Когда в 1951 году Берсенев умер, осиротевшая балерина переселилась в высотное здание на Котельнической набережной.

В конце 1950-х Галина Сергеевна сошлась с художником Большого театра Вадимом Рындиным. Как и предыдущие ее спутники, он очень любил Уланову, но не сумел справиться с одной своей слабостью – пил, с годами все больше и больше. В конце концов Галина Сергеевна выгнала его.

Однажды Уланову спросили, сожалеет ли она о чем-либо в своей жизни.

«Ну, может, я бы хотела, чтоб у меня была семья, дети... Такой дом... Чтоб я умела хорошо готовить. Я попыталась это сделать после того, как кончила танцевать, но из этого ничего не вышло».

...29 декабря 1960 года на сцене Большого театра Уланова простилась со зрителем. Она танцевала «Шопениану». Между дебютом в партии Сильфиды и прощальным спектаклем прошла целая эпоха.

В 1990-е годы в Стокгольме проходило торжественное открытие монумента в честь Улановой. Это был первый и единственный памятник русскому человеку за границей, поставленный при жизни. «Почему Уланова?» – спросили журналисты у президента комиссии международного танца ЮНЕСКО Бенгдта Хеггера.

«Галина Уланова – это самая высокая высота в искусстве, – ответил он. – Она не просто блестящая балерина – в мире много блестящих. Ее величие в том, что она в наш очень жестокий век, как никто другой, показала нам, как прекрасны простые естественные человеческие чувства – добро, правда, красота».

Во время открытия памятника сама виновница торжества стояла рядом и старалась не смотреть на себя в бронзе. Когда же на нее направляли объектив телекамеры, прятала лицо в мех воротника или просто отступала за чью-то спину, упрямо повторяя: «Памятник не мне – балету».

Покинув сцену, Галина Сергеевна осталась в театре. Больше тридцати лет проработала она педагогом-репетитором.

«Дачи, автомобиля у меня никогда не было, зато есть ученики, некоторые сами вполне заслужили самые звонкие титулы», – говорила Уланова.

Владимир Васильев и Екатерина Максимова, Нина Тимофеева и Нина Семизорова, Людмила Семеняка и Малика Сабирова – блестящая плеяда учеников!

Однажды Галина Сергеевна сказала о Западе: «У них все как-то рационально, толково устроено». – «Могли бы жить за границей?» – «Нет, – ответила она. – Никогда».

Рудольф Нуриев в каждый приезд Улановой в Париж стремился встретиться с ней. Она открыто не осуждала его невозвращенства, однако от встреч неуклонно, но очень деликатно отказывалась. В ее гостиничном номере всегда стояли цветы от Нуриева, сам же он допущен к ней не был ни разу.

Говорят, Галина Сергеевна сильно переживала, что в последние годы, идя по коридорам Большого театра, иногда не слышала обычных приветствий: новое поколение танцовщиков, лицом к лицу столкнувшись с живой легендой, не узнавало ее…

Она многого не понимала в современной жизни. Перестала смотреть телевизор, редко читала газеты. Нелюдимая и скрытная, допустила в свою жизнь лишь журналистку из «Комсомольской правды» Татьяну Агафонову, поселившуюся в квартире Галины Сергеевны.

«Когда у меня сложились интересные отношения с Таней, – признавалась Уланова, – она настояла, чтобы мама ее была под боком. У нее было два близких человека: я и мама».

В последние годы жизни балерина шагу не ступала без разрешения своей, как она ее называла, приемной дочери. Татьяна Агафонова, женщина с пробивным характером, взяла под жесткий контроль общение Галины Сергеевны с представителями СМИ, оттеснила от нее близких друзей. Ее присутствие рядом с великой балериной неизменно вызывало недоумение, пересуды и грязные сплетни.

После безвременной кончины в 1994 году Агафоновой Галина Сергеевна сильно переживала и заметно сдала. Она сама одевала покойницу, сама украшала гроб... Целый год провела в больнице, затем вернулась в пустую квартиру. Ее стала тяготить большая площадь, которую надо содержать и хотя бы изредка освобождать от пыли. Великая балерина, несмотря на больной желудок, питалась одними бутербродами – единственным, что умела делать сама...

Как-то, уже незадолго перед своей кончиной, она, разговаривая с молодым танцовщиком, простодушно спросила его: «Коля, вы умеете готовить яичницу? Нет?.. Я тоже». Судя по всему, диалог происходил с популярным ныне Николаем Цискаридзе.

Вот уж в чем Галине Сергеевне действительно было не отказать – это в искренности. Прочитав очередное заумное стихотворение Беллы Ахмадулиной, посвященное Майе Плисецкой, Уланова иронично улыбнулась автору: «Я прочитала ваши слова четыре раза, но ничего не поняла. Жаль, что обо мне так никто не напишет».

«Вы никогда не рассказываете о своей личной жизни», – как-то попеняла ей журналистка. «Не понимаю этой нынешней тяги ко всему интимному», – ответила прославленная балерина. И потом добавила почти по-детски простодушно: «Мне иногда кажется, если б вдруг у нас наступила жара, как в Африке, то в отличие от африканских племен люди бы у нас ходили без набедренных повязок, совсем голые».

Тем не менее великая балерина вроде бы решилась приоткрыть свою душу, намеревалась написать мемуары к собственному девяностолетию, которое собиралась отметить в 2000 году. В этой книге Галина Сергеевна хотела рассказать историю своей жизни, опубликовать редкие фотографии и письма известных людей XX века. Увы...

«Обыкновенная богиня», – сказал об Улановой Алексей Толстой. «Человеком другого измерения» называл ее Сергей Эйзенштейн. «Гением русского балета» – Сергей Прокофьев. «Я из другого века», – обронила как-то Уланова печально и с легким недоумением.

 

 

Обратно